Тропою страсти - Страница 32

— Ты все сказала? — протянул он, буравя ее взглядом. Как ни странно, в его глазах промелькнула некоторая растерянность.

— Почти! Осталось только напомнить, что тебе нечего злорадствовать по поводу победы надо мной, я уже говорила, что меня тянет к негодяям, а ты, Луиджи, как раз самый худший из негодяев, которого женщина может иметь несчастье встретить!

Когда Джесс начала на него кричать, Луиджи схватил ее и стал трясти, пока она не была вынуждена остановиться.

— Должно быть, эти твои «негодяи» были большими дураками, если тебе удавалось привлечь их подобными трюками…

— Трюками? Что ты хочешь этим сказать?! — крикнула она и начала яростно сопротивляться, пытаясь освободить руки.

— Сначала наговорила кучу чепухи, а теперь думаешь, что сможешь величественно удалиться до того, как бедняга сообразит, что ты не произнесла ни одной сколько-нибудь вразумительной фразы, — вот что я хочу сказать! — прорычал он, сверкнув глазами и ловко отражая пинок, нацеленный ему в голень. — Впрочем, что еще можно было ожидать от маленькой подлой сучки, способной воспользоваться кем-то вроде Моники, а потом скормить кучу лжи своим закадычным друзьям из желтой прессы!

— Я?.. Что ты сказал?.. — запинаясь, пролепетала Джесс. Ее сознание отчаянно отказывалось принять единственное возможное объяснение, которое она могла дать его словам.

— Бог мой! Да встреча с Моникой должна была показаться тебе таким праздником, как Рождество и день рождения одновременно, — бросил он с отвращением. — Еще бы, такой источник информации!

— А потом подвернулась еще дополнительная награда в виде тебя, Луиджи! — прошипела Джесс. Потом ноги перестали ее держать, и она чуть ли не рухнула в кресло. Так он считает ее ответственной за эти газетные статьи! Все поплыло у нее перед глазами, когда живо нахлынули воспоминания минувшей ночи. То, что было для нее всем, для него ровно ничего не значило, подумала Джесс с отчаянием.

Джесс поднялась и свирепо посмотрела на него:

— Не смей больше прикасаться ко мне даже пальцем!

Луиджи в ответ только фыркнул пренебрежительно:

— С чего ты взяла, что я собираюсь до тебя дотрагиваться.

— Повторяю, не смей больше распускать руки, — пригрозила Джесс. Только ее отчаянная гордость помогала голосу звучать спокойно. — И вообще, вряд ли я могла бы говорить с тобой о чем-то, хотя бы отдаленно связанном с сексом, — тем более сейчас, когда ты уже получил от меня все, что тебе было нужно!

Лицо Луиджи исказила гримаса отвращения.

— Если ты способна додуматься до такого, то стоит ли удивляться, что ты кормишь баснями прессу?

Джесс стоило большого труда удержаться, чтобы не запустить чем-нибудь ему в голову. Она взорвалась:

— Скажи, Луиджи, если твоя драгоценная Моника заявит, что я для собственного развлечения грабила старушек, ты ей без труда поверишь?

— О чем ты?

— Подумай сам, — устало ответила Джесс. — У меня есть занятия поважнее.

— Например?

— Например, довести до конца работу, которую я делала для тебя, чтобы получить возможность вернуться на материк с завтрашним почтовым катером.

— С чего ты взяла, что завтра прибудет почтовый катер? — вежливо поинтересовался Луиджи.

Джесс бросила на него изумленный взгляд.

— Но ведь он приходит каждое утро? — неуверенно произнесла она.

— Только не в восьмибальный шторм. — Он явно насмехался над ней. — Я вообще удивляюсь, как ты можешь даже подумать о том, чтобы плыть в такую погоду. Вспомни, какую колоссальную суматоху ты устроила из-за небольшого волнения на море, когда мы добирались сюда.

Джессика смутно припоминала, что действительно несколько часов назад ветер принялся завывать с жуткой силой, но тогда она так волновалась, что, наверное, не очень бы переживала, даже если бы даже крыша грозила рухнуть ей на голову. Так и не найдя что ответить, она пробормотала:

— Ладно, в любом случае мне нужно заняться работой!

— Не позволяй мне удерживать тебя от этого занятия, дорогая, — промурлыкал Луиджи, откровенно издеваясь над ней.

— Не собираюсь! — Джесс никак не могла понять, какой же именно изъян в ее характере, какой врожденный порок позволил ей полюбить мужчину, заслуживающего одного лишь презрения. — Я не могу оставить своих голубей голодными! — С этими словами она развернулась и пошла к двери.

Луиджи крикнул ей вдогонку:

— Боюсь, моя радость, что я не знаком с этой английской поговоркой…

— Это не поговорка, дорогой, — прошипела Джесс, стоя в дверях. — В коттедже нет телефона, а я бы определенно не хотела, чтобы миссис О'Брайен подслушивала, как я разговариваю со своими закадычными друзьями из желтой прессы, — значит, само собой разумеется, что в моем распоряжении должна быть стая почтовых голубей!

Удовлетворение Джесс от того, что последнее слово осталось за ней, растаяло еще до того, как она добралась до гостиной. Ей вдруг показалась безумно нелепой сама идея, что она могла считать себя способной зарабатывать на жизнь словесными упражнениями. Она никогда не была искусной в обращении со словом. Ей очень часто не хватало слов, чтобы выразить свои мысли. То, что хоть однажды у нее все же нашлись нужные слова, — только исключение, которое подтверждает правило.

Джесс рухнула на диван, с ужасом осознавая, как близка она была к тому, чтобы сорваться. Она не пыталась обуздать свой гнев, только он ее и поддерживал, однако она уже не была уверена, насколько глубок источник этого гнева. Она обнаружила, что ее мысли постоянно возвращаются к опасным воспоминаниям, которых ей следовало избегать любой ценой. Джесс почувствовала, как что-то внутри нее сжалось от отчаяния. Надо же, Луиджи не подумал в чем-нибудь усомниться, когда предъявлял свои ужасные обвинения!